Сравнение коча с английским судном. Коч поморский и "новоманерный флот". Судно для полярных экспедиций

ФЕВРАЛЬ 2010 года

Какие бывают корабли?

ПОМОРСКИЕ СУДА

В предыдущем номере, в рассказе о судах викингов, мы отметили, что скандинавские традиции постройки судов хорошо прижились на Руси. Настало время познакомиться с нашими старинными судами.

Уже в XII веке новгородцы достигли берегов Северного Ледовитого океана. И позднее на Русском Севере сложилась своеобразная мореходная культура поморов — русских жителей Беломорья.

Поморы уже в XVI-XVII вв. совершали дальние походы по Северному Ледовитому океану — на Новую Землю, Шпицберген (поморы называли этот архипелаг от норманнского Грумант). В море добывали рыбу и морского зверя, вели торговлю с норвежскими портами. У мореплавателей Русского Севера существовали свои названия сторон света и главных румбов (направлений) компаса, особые обозначения навигационных опасностей — подводных камней и мелей.

Условия плавания в Северном Ледовитом океане очень тяжелы для деревянных кораблей. Любое столкновение с крупной льдиной грозит гибелью. Зажатый между ледовыми полями корпус корабля легко может быть раздавлен. Для плавания в Студеном море поморы научились строить особые суда - кочи. Кочи были очень прочными, с дополнительными ледовыми поясами на бортах. Корпус коча по форме несколько напоминал скорлупу ореха и при сжатии льдов выталкивался вверх. Обшивка поморских судов внешне несколько напоминала обшивку скандинавских кораблей — она также делалась «внакрой», с наложением поясов обшивки друг на друга. Но при сборке своих судов поморы использовали очень интересную технику. Обшивка кочей и других северных судов собиралась не на гвоздях, а на можжевеловых вицах — они не расшатывались от времени и не давали течи.

В каждой крупной поморской деревне существовала своя традиция судостроения. Для недолгих походов вблизи берегов и для рыболовства строили небольшие лодки-карбасы. Для дальних торговых плаваний на Белом море использовались крупные трехмачтовые суда — лодьи, способные перевозить большие партии груза. На таких лодьях поморы ходили в северную Норвегию, достигая города Тромсё. А на востоке поморские суда использовались для походов по сибирским рекам и полярным морям у побережья Сибири.

НАША РЕГАТА

И новый вопрос нашей Регаты связан именно с плаваниями русских мореходов XVII века а точнее — с первопроходцами Сибири и Дальнего Востока.

По этому проливу впервые прошел русский землепроходец в XVII веке, вторично открыл и нанес на карту русский мореплаватель в первой половине XVIII столетия, а свое название в честь этого мореплавателя пролив получил уже во второй половине того же века от одного из участников экспедиции знаменитого английского путешественника. Требуется назвать пролив, обоих его открывателей и английского мореплавателя.

Абсолютно уникальную морскую традицию создали поморы — жители севера современной России. Их замечательные дости-жения в области кораблестроения и мореплавания почти не были использованы, когда под руководством Петра Великого Россия приступила к массовому строительству военного и гражданского флота, куда, собственно, и входили коч и шебека. Между тем поморские традиции, хотя и самобытные, своими корнями восходят к речному и морскому опыту Господина Великого Новгорода.

Новгородское судостроение

После распада Киевской Руси в 1097 г. на отдельные княже-ства вокруг богатого купече-ского города Новгорода стало формироваться уникальное государство — Новгородская боярская республика. Впрочем, междоусобицы рус-ских князей и последовавшее за этим монгольское вторже-ние 1237-1240 гг. закрыло для новгородских купцов путь на юг. Однако дорога на запад через Балтийское море в европейские порты была открыта, равно как и путь на север — к неизведан-ному побережью холодного Белого моря.

Неслучайно новгородцы практически все время существования республики бойко торговали со странами Западной Европы, в первую очередь со знаменитым северо-германских торго-вым союзом городов — Ганзой, а северные, ранее не изведанные земли активно колонизировали.

Для масштабной торговли и плавания вдоль малоизучен-ных берегов требовались соот-ветствующие корабли — проч-ные, надежные, вместительные, а главное — парусные, ведь в студеных морях на веслах да-леко не уйдешь.

Прогрессивная ладья

В результате на основе обычной киевской ладьи был создан бо-лее прогрессивный вариант — так называемая морская, новго-родская или дощатая (поскольку изначально строилась только из досок), ладья длиной около 20 м, шириной 4,5-5,5 м при осадке в 2 м. На съемной мачте поднимался один прямой парус площадью до 80 м. Новгородская ладья вмещала 25-300 человек экипажа и либо 15-20 воинов, либо до 100 т груза. Ходила она исключитель-но под парусом с небольшой, в 5-6 узлов, скоростью. На корабле обязательно было около 10 пар весел, которые приме-няли в основном в безветрие.

Специально для воен-ных целей новгородцы разработали боевой корабль — ушкуй, который использовали в XI-XV вв. Его название происходит от новгородского наименования белого медведя — «ошкуй» — сильного, ловкого и смелого зверя, качествами которого должны были обладать моряки этих кораблей.

Ушкуй был компактным кораб-лем длиной до 14 и шириной до 15 м, что позволяло ему раз-резать балтийскую волну. При высоте борта всего в 1 м и осадке в 60 см он блестяще маневри-ровал на реках и отмелях, а его экипаж из 30-50 воинов-ушкуйников, настоящих сорвиголов, мог быстро покидать корабль, обрушиваясь на врага.

Ушкуй и другие корабли

Принципиальным отличием ушкуя от ладьи был впервые появившийся у славян косой парус, установленный на единственной съемной мач-те. Косой парус, как и латин-ский на римской либурне, появился по причине частой смены ветров в Балтийском море как по силе, так и по направлению. Среди новгородских судов был также шитик — плоскодонное парусно-гребное транспортное судно. При длине до 15 м и ширине до 4 м его грузоподъ-емность достигала 24 т.

Шитик оснащали веслами, навесным рулем на транцевой корме и мачтой с прямым парусом. Конструкция шитика была предельно упрощена: доски обшивки крепили к набору и сшивали друг с другом кожа-ными жгутами или ремнями (от-сюда и название корабля), швы конопатили мхом. Корпус был специально усилен в подвод-ной части, чтобы шитик можно было перетаскивать волоком по суше. Шитик имел беспалубную конструкцию, надстройку в виде кубрика для всей ко-манды размещали на корме. Груз, расположен-ный на палубе, при-крывали навесом.

Продвижение новгородцев на север современной России и их оседание на берегах Бело-го моря постепенно привели к возникновению особого на-рода — поморов. Вся их жизнь была связана с суровыми се-верными морями, по которым они ходили, занимаясь тор-говлей, рыбным и звериным промыслом. Для этих целей им требовались соответствующие корабли — парусные, с очень прочным (льды как-никак) и вместительным корпусом, ведь уходить от родных берегов доводилось далеко и надолго.

Первый поморский

Первым поморским кораблем стала беломорская ладья — весьма крупный, особо прочный и мореходный корабль длиной до 25 и шириной до 8 м. При высоте борта до 3,5 м осадка достигала 2,7 м. Корабль был палубным, с высокой транцевой кормой, оснащенной навесным рулем. Корпус разделялся поперечны-ми переборками на три отсека, вход в которые осуществлялся через люки на палубе. В кормовом отсеке находилась каюта кормщика. Там же хранились мореходные инструменты, корабельная казна и запасные пару-са. В носовом отсеке размеща-лась команда из 25-30 человек. Здесь же находилась обычная кирпичная печь для приготовления пищи, сушки одежды и обогрева всех внутренних по-мещений корабля.

Интересно знать

Вся жизнь поморов была связана с морем, поэтому за несколько столетий они выработали оригинальный подход к навигационному делу. Возможно, единственным пришедшим извне навигационным инструментом был компас, ласково названный поморами маточкой. Все остальные приборы они создали самостоятельно.

Так, крайне полезным навигационным инструментом, разработанным по-морами, был ветромет. Устройство было несложным: в деревянный диск вставлялись деревянные стержни — один в середине и 32 по окружности. Пеленгуя ветрометом установленные на берегу знаки (их боковая сторона совпадала с линией север — юг), по-моры определяли курс корабля. Если ориентиров не было видно, в полдень курс узнавали по солнцу, а ночью — по Полярной звезде.

Также поморы установили и назвали все ветры, так или иначе действующие на судно, то есть румбы. Сивер, веток, лето и запад — основные румбы, то есть северный, восточный, южный и западный ветры. Поморы опреде-лили, что румбов 16 и что в море на корабль действуют две силы — ветер и течение, причем последнее бывает теплым и холодным, поверхностным и глубинным — поморы определяли это по вкусу и солености воды.

Коч и шебека — многообразие поморских парусников

Более широко был распро-странен коч — старинное па-русно-гребное судно, которое появилось в XVI в. и активно при-менялось вплоть до конца XIX в. Коч — первое в мире судно, специально созданное для ледового плавания, чему соот-ветствовали особые обводы его корпуса. Его длина — до 25 м, ширина — до 8 м, а осадка не превышала 2 м. При экипаже в 10-15 человек поморский коч принимал до 30 промысловиков.

Коч и шебека имели свои различия. Коч отличался острым и проч-ным корпусом, благодаря кото-рому он мог проходить сквозь битый лед. К корме крепили тяжелый навесной руль. При необходимости коч мог идти задним ходом, пробивая себе путь, в том числе рулем, сквозь небольшой ледяной покров, первоначально на единственой мачте (в XVII—XVIII вв. ставили уже 2-3 мачты) поднимали прямоугольный парус площадью 290 м 2 , сшитый из отдельных лотнищ или выделанный из шкур.

Развитая система канатов общей длиной почти 1 км позволяла перемещать парус вокруг мачты, что обеспечивало кочу отличную маневренность в бурном море. При попутном ветре в штормовых условиях коч развивал скорость в 7-8 узлов. Поморы сделали этот корабль исключительным для дальних плаваний в крайне тяжелых погодных условиях. Известные поморские мореходы-казаки Семен Иванович Дежнёв, Василий Данилович Поярков и многие другие доходили на нем до Тихого океана.

Для плавания у своих берегов поморы строили парусно- гребные карбасы. Имелось несколько разновидностей карбаса, названных по местам их строительства — поморский, холмогорский, архангельский и т д. Они были палубными и беспалубными, с различным углом наклона форштевня — носовой части корпуса, в том числе с отрицательным градусом. Но при всех вариациях кар-бас был относительно неболь-ших размеров (длиной до 10 и шириной до 3 м), имел транце-вую корму и навесной руль.

Карбас

Главная отличительная особенность карбаса — прикреплен-ные по обеим сторонам от киля полозья, с помощью которых судно легко передвигалось по льду. Различалось и парус-ное вооружение, состоящее из фок- и грот-мачт. При этом если на грот-мачту поднимали прямой парус, то на фок-мачту, размеры которой варьировались в широких пределах, могли укре-пить и косой парус. Кроме того, карбас мог иметь и бушприт, к которому прикрепляли нижнюю часть переднего паруса. Оригинальным типом поморских парусников была раньшина, которую строили специально для ранних весенних выходов в море. Ее корпус яйцевидной формы при сжатии льдами просто выжи-мался на поверхность абсолютно невредимым.

Парусное вооружение раньшины соответствовало поморской ладье, но за некоторым исклю-чением. Носовая мачта стояла почти на вершине форштевня, откуда начинался и бушприт. Ос-новная грот-мачта была изрядно сдвинута в корму. При достаточ-но острой носовой части корпуса и традиционной для поморских кораблей зауженной транцевой корме с навесным рулем такое расположение парусного воору-жения при попутном ветре обеспечивало раньшине высокую среднюю скорость хода в неспокойном море — до 10 узлов.

В отличие от современных по-морам европейских кораблей, ладьи, кочи, раньшины и карба-сы были лишены украшений и каких бы то ни было излишеств и на первый взгляд казались весьма примитивными. Но это были поистине универсальные корабли-труженики, много-функциональности, прочности, надежности и выносливости ко-торых может позавидовать даже современное судостроение. Неслучайно поморы говорили, что их суда «завсегда бегают», а все препоны, ураганы и волны проходят равнодушно.

Шебека

В то время как северная Европа активно переходила на паруса, на Средиземном море не отказывались от весел. Византийский дромон сделал свое дело — тип универсаль-ного боевого корабля был создан еще в начале VIII в.

От дромона к галере и галеасу

Отличающееся спокойным и теплым климатом Средизем-ное море долгое время не тре-бовало от кораблестроителей создания парусных кораблей, так как средиземноморские ве-тры не отличались силой и часто меняли направление. По этой причине, открыв бризы, сре-диземноморские мореходы не слишком на них рассчитывали. Из-за этого на Средиземномо-рье долгое время одновремен-но применяли прямые и косые паруса. Зная преимущества косых парусов, в ситуации, ког-да ветер часто менял направ-ление, тамошние мореходы не спешили отказываться и от прямого, более эффективного при попутном ветре.

Частое безветрие Средизем-ного моря заставляло корабле-строителей и военных делать ставку на весла. Причин этому хоть отбавляй:

• Заселенный берег с хорошо освоенными бухтами позволял в течение дня перемещаться от одной к другой;
• Отработанная техно-логия строительства гребных судов;
• Появление скоростного весельно-парусного дромона с косыми парусами, которые поймают ветер, как только он появится.

Способности парусника

В полный штиль он позволял разогнаться до ско-рости 7-8 узлов и атаковать любого противника, не важно, под парусом он ходит или нет. К тому же ничто не мешало на весельный корабль поставить тяжелое и мощное метательное или артил-лерийское вооружение. Все это привело к тому, что дромон совершенствовался именно как гребно-парусный военный корабль под названием галера. Считается, что средиземноморская галера происходит от облегченного византийского дроммона, который строили в Венеции в VII в. специально как средство противодействия кораблям нормманов.

Уж в X-XII вв. Сформировался тип классической средиземноморской галеры, который затем массово распространился по всей Европе и применялся вплоть до начала XIX в. Ее характерной деталью был крупный надводный таран — шпирон, использовавшийся как для пробития борта вражеского корабля, так и в качестве абор-дажного мостика. За шпироном находилась широкая и развитая платформа, на которую вначале ставили различные метатель-ные машины, а затем пушки, долгое время только галера могла нести крупнокалиберные орудия, что и определило ее важность для военно-морского дела.

Особенности

Наконец, на галере были четко разделены средства движения. Основное — длинные, управляемые несколькими людьми весла, которые, в отли-чие от античных кораблей, стояли в один ряд на специальных выдающихся за борт платфор-мах в специальных уключинах, позволявших их фиксировать во время отдыха гребцов. Три мач-ты с косыми парусами служили вспомогательным средством движения и перед боем могли быть сняты.

Коч и шебека не были идеальными, но и у галеры была масса недо-статков, главный из которых — низкая автономность, то есть возможность самостоятельно и долго действовать в открытом море (многочисленным греб-цам нужно много воды и пищи, а разместить провиант на борту негде) и мореходность.

Любой шторм был смертельным для галеры, и при первых его при-знаках команда стремилась укрыться в ближайшей бухте. Стремясь преодолеть недостатки галеры, в начале XIV в. венециан-ские кораблестроители создали ее укрупненный, более мореход-ный вариант — галеас — про-межуточный между галерой и чистым парусником корабль. Коч и шебека не сравнимы с ним. Галеас отличали большие раз-меры, высота борта и надстроек в носу и на корме. Это позволи-ло расположить полноценную орудийную палубу над или под банками гребцов, поставить на нос большое количество тяжелых пушек, а также оборудовать в корме вполне сносные помеще-ния для экипажа. В результате получился довольно мощный боевой корабль парусно-весельного образа, способ-ный нести до 70 орудий и почти 50 солдат абордажной команды.

В Патрасском заливе Иониче-ского моря 7 октября 1571 г. встретились крупнейшие греб-но-парусные флоты в истории человечества. Турецкий флот во главе с Али-пашой Муэдзин-за-де, состоящий из 210 галер и 66 их облегченных вариаций — галеотов, с 88 000 человек экипажа и десанта попытался атаковать флот Священной лиги в составе 206 галер и 6 галеасов с экипажами в 84 000 человек. Его возглавлял знаменитый ис-панский флотоводец дон Хуан Австрийский.

Именно мощные галеасы, расставленные впереди линии христианского флота (Испа-нии, Папского престола, Ве-неции, Генуи, Савойи, Пармы, Тосканы, Неаполя, Сицилии, Мальтийского ордена и Свя-щенной Римской империи), определили исход сражения. Пока они медленно сближа-лись с турецким флотом, ведя по нему мощный артиллерий-ский огонь, к галеасам при-близились галеры, стоявшие во второй линии. Потрепанные ядрами галеасов турки вынуж-дены были принять абордаж-ный бой со свежими силами христианских галер.

Турецкий флот, потеряв 224 ко-рабля (из которых 117 союзники захватили в качестве трофеев) и 30 000 человек, отступил. Тяжесть этого сражения, колос-сальная сложность маневров на ограниченном пространстве при незначительной скорости и самое главное — резко возросшая мощь артиллерии показала европейцам, что гребной флот свой век уже отжил. Будущее принадлежало только парусным кораблям.

Взлет и падение шебеки

Первыми на итоги Лепанто от-реагировали турки. Понимая, что контролировать Средизем-ное море весельно-парусным флотом невозможно, они стали действовать по иному сценарию. Базирующиеся в гаванях Се-верной Африки и Восточного Средиземноморья многочис-ленные турецкие пираты, поддержанные султанским руко-водством Османской империи, стали нападать на европейские корабли и суда на своих легких галерах. Для того чтобы пре-взойти по скорости и манев-ренности своих противников, турецкие пираты принялись максимально облегчать корпус кораблей и усиливать парусное вооружение.

В результате появилась ско-ростная и маневренная шебе-ка. Главной ее особенностью помимо весьма развитого парусного вооружения, которое состояло исключительно из косых парусов, поднимаемых на три мачты, стала необычная конструкция борта и палубы. Здесь были установлены и пуш-ки, и весельные банки, причем их порты — прорези в бортах — чередовались.

Этот легкий, фактически па-русный корабль длиной около 40 и шириной в 10 м, с припод-нятыми носовой и кормовой оконечностями и широким раз-валом бортов обладал исклю-чительной для Средиземного моря мореходностью и манев-ренностью. При этом шебека несла от 30 до 50 пушек мало-го калибра, установленных весьма рационально, и до 40 весел. Последние позво-ляли этому кораблю весьма быстро (до 8 узлов) двигаться в полное безветрие, преодолевать мели и маневрировать. Развитая система парусного во-оружения разгоняла шебеку при попутном ветре до 13 узлов.

В итоге получился почти универсальный боевой корабль для закрытых морских акваторий. С XVII в. шебека находилась в военных флотах практически всех европейских государств.

Противостояние видов

В Российском флоте в следую-щем веке попытались заменить шебеками галеры. Но у шебеки был уникальный конкурент — легкий парусный корабль тартана, впервые по-явившейся на Средиземном море в XVI в. Коч и шебека мало чем отличались от тартаны, хотя уступала ей: была меньше, ино-гда одномачтовой, менее ско-ростной и вооруженной, но она могла всегда обходиться без весел, а значит, действовать и в открытом море. К тому же на ней удалось установить более совершенное парусное воору-жение, состоящее не только из обычных латинских парусов, но и кливера — малого тре-угольного паруса, который поднимали между бушпритом и фок-мачтой.

В военных флотах европейских государств тартаны применялись как мореходные, малые транс-портные и вспомогательные ко-рабли. Но более широко тартану использовали в торговом и рыбо-ловном флотах, где она применя-ется и в настоящее время.

Личность в истории

Хайр-ад-Дин Барбаросса(1475—1546 гг.), бесспорно, самый знаме-нитый мусульманский пират, не одно десятилетие наводивший страх на хри-стианские страны Средиземноморья. Сколотив к 1518 г. пиратскую фло-тилию, он нападал на испанские, венецианские, французские и генуэз-ские суда на легких, исключительно парусных кораблях, которые могли догнать любой коммерческий парусник и уйти от неповоротливых и медли-тельных галер.

Вскоре на удачливого пиратского флотоводца обратил внимание султан Османской империи Сулейман I Великолепный (1520-1566 гг.), на-значивший в 1533 г. его главнокоман-дующим флотом Османской империи и одновременно бейлербеем (эмиром эмиров) Алжира (а фактически всей Северной Африки).

Хайр-ад-Дин почти не знал поражений. И хотя знаменитый генуэский флотово-дец Андреа Дориа в 1535 г. нанес флоту Барбароссы ряд поражений, в 1538 г. Рыжебородый (такое прозвище пират получил у европейцев) взял реванш.

Последние годы жизни знаменитый пи-рат провел в своем дворце в Стамбуле и был похоронен в османской столице с огромными почестями.

Для своих дерзких плаваний вдоль северных земель потомки новгородцев поморы непрерывно совершенствовали свои суда. К XVII веку поморские кочи стали несомненно шедеврами русского судостроения, превосходными по своим прочностным и мореходным качествам судами.
Поморские мореходы предъявляли к судам очень жесткие требования, и это понятно: за короткое арктическое лето они должны были преодолеть тысячи миль, причем в условиях сложной ледовой обстановки и сильнейших штормов. Отсюда необыкновенная прочность кочей, высокая маневренность, быстроходность. Документально установлено, что в XVII веке при благоприятных ветрах кочи могли проходить по 70-80 миль в сутки, а некоторые умелые и удачливые мореплаватели выжимали даже по 100-120 миль.
Для сравнения отметим, что английские торговые суда, заходившие в Архангельск, преодолевали в сутки не более 45-55 миль, а голландские фрегаты — 35-40 миль.
К постройке коча поморы относились с исключительной ответственностью; работой руководили опытные «кочевые мастера»-звание, которое обозначало высшую квалификацию кораблестроителя.
История сохранила фамилии знаменитых умельцев, передававших знания и опыт из поколения в поколение, так складывались кланы или династии корабельных мастеров: семьи Дерябиных, Варгасовых, Вайгаче-вых из Холмогор; братья Кулаковы из Архангельска; пинежские жители Антон Пыхунов, Ефим Тарасов...
Строительство кочей велось в Верхотурье, Тобольске, Енисейске, Усть-Куте, причем мастера применяли свой «кочевой» инструмент: по-особому изготовленные сверла, буравчики, тесла, пилы, топоры.
Стоили кочи 200—300 рублей, что по тем временам считалось огромной суммой.
Традиции поморских кораблестроителей оказались настолько сильными, что даже когда царь Петр, великий преобразователь России, запретил под угрозой страшных кар строить «староманерные» суда, поморы, невзирая на запрет, продолжали творить свои кочи. Всемогущий государь оказался бессильным перед вековыми традициями и техническим совершенством этих кораблей.
Кочи относятся к одним из самых долговечных типов судов в России, их строили по меньшей мере пять столетий. Они прошли через весь XIX век, и даже в начале XX века — в отчете о деятельности Архангельского порта за 1912 год - упоминается от 4 до 16 кочей.
Поморский коч — это деревянное парусное судно длиной 16-17 метров, шириной примерно 4 метра, осадкой не более одного-полутора метра, что позволяло ему входить в устья рек в любое время года. Коч принимал на борт до 30 тонн груза и до 50 человек членов экипажа и пассажиров.
Характерной особенностью корпуса коча была яйцевидная форма, которую впоследствии применил на своем «Фраме» Нансен, а вслед за ним и создатель «Ермака» Макаров. При сжатии во льдах такое судно не подвергалось чрезмерным перегрузкам, а попросту выжималось вверх, и это простое на первый взгляд решение можно смело отнести к числу наиболее блистательных технических изобретений.

Корпус делали из «доброго» леса — мелкослойного, чаще соснового и лиственничного. Особую заботу проявляли о днище. Его изготовляли с наибольшей тщательностью, отдельно от остального корпуса, причем делали днища обычно впрок. Известно, например, что в порту города Якутска всегда хранилось изрядное количество днищ, их расходовали по мере надобности. Впоследствии такой способ формирования корпуса кораблестроители назовут «сборкой из предварительно изготовленных крупных объемных секций».
От днища требовалась особая прочность, потому что оно служило несущей конструкцией для всего корпуса и, кроме того, больше всего подвергалось разрушению (при посадке на мель, ударе о камень или льдину и т. д.).
Килевой балкой служил древесный ствол, расположенный вдоль днища. К концам этого ствола крепили штевни, а перпендикулярно килевой балке — кокоры, то есть стволы дерева вместе с корнем, расположенным под прямым углом к стволу. Кокоры заготовляли весьма оригинальным способом. В лесу оголяли корни подходящего дерева, выбирали лучший из корней, а остальные обрубали. Затем дерево валили, оберегая облюбованный корень, и из сваленного дерева вырезали кряж, который обрабатывали. Кокоры укладывали на киль таким образом, чтобы древесный ствол образовал днищевую ветвь шпангоутной рамки (то, что теперь называется флор), а корень - бортовую ветвь (то есть шпангоут). Сверху концы кокор соединяли перешвами (современными бимсами). На одно судно уходило по нескольку десятков таких кокор.
К кокорам крепились доски наружной обшивки, поморы называли их набоями, или обшивинами. На уровне ватерлинии располагались порубни — распиленные вдоль на две части стволы, они своими концами крепились у штевней. Порубни выполняли роль ледового пояса, хорошо защищая участок переменной ватерлинии корпуса от натиска льдов.
Поверх перешвов настилали палубу. В пазы между обшивинами забивали просмоленный жгут из пеньки. Поверх жгута накладывали узкие тонкие дощечки и прибивали к обшивке железными скобами. Это называлось «ускобить коч». Крепления кокор к килевой балке и об-шивин к кокорам прошивали гвоздями. В местах соединения кокор с килевой балкой и бимсами прибивали железные планки, скрепленные железными болтами, чтобы крепления «не ездили», не расшатывались. На каждый коч уходило 2-3 тысячи железных скоб.
На палубе сооружали просторную каюту - «казенку», в которой жили «приказные люди», или, выражаясь современным языком, командный состав. Остальной экипаж располагался под палубой в маленьких каморках — «заборницах».
Над палубой возвышалась мачта (по терминологии поморов - «шегла»), несущая большой прямоугольный парус. Поскольку от мачты во многом зависел успех плавания, к ее прочности предъявляли повышенные требования, и в порту города Якутска всегда хранился специальный шегольный лес. Мачта закреплялась на палубе с помощью «ног» (оттяжек, называемых ныне штагами и вантами): две ноги в корму, две в нос, четыре по бортам и две прикрепленные прямо к палубе.
На мачте укрепляли прочную «райну», рею, «из доброго красного леса». Райна крепилась к шегле деревянными и железными обручами, свободно скользившими по мачте вверх и вниз. Чтобы поднять парус, достаточно было потянуть за специальную веревку — дрог. Управление парусом производилось «вожжами» — шкотами, идущими от углов паруса к кормщику. Ослабляя или натягивая вожжу, моряк ставил парус в нужное положение. Как видите, парусное вооружение коча было очень простое, но иначе и не могло быть: слишком мала была численность экипажа (всего 10—15 человек), и, кроме того, таким образом уменьшалась опасность обледенения.
Плавание в арктических морях всегда было сопряжено со смертельным риском, поэтому на борту судна всегда имелись один-два карбаса.
Иногда на кочах устанавливали небольшие пушки — слишком уж неспокойно было тогда на морских дорогах, даже полярных...
На кочах поморы ходили к Новой Земле, на Шпицберген, по Белому и Карскому морям, вдоль берегов северной Чукотки и по Тихому океану. Великие русские первопроходцы Семен Дежнев, Ерофей Хабаров и многие другие свои выдающиеся открытия совершили именно на кочах.
"Сокрушающие лед"

Внимательный читатель может заметить якобы нестыковку и задать вопрос – так строили русские корабли до Петра Первого или нет?

Отвечаю. До Петра флот на Руси был, и его же царь – «реформатор» практически загубил, как, впрочем, загубил всё, до чего смог дотянуться своими шаловливыми ручонками. Не буду анализировать последствия его деятельности во всех сферах жизни великой страны, это отдельная тема, ограничусь «большим скачком» в области кораблестроения.

Так вот, повторю – флот на Руси был. Согласно преданьям старины глубокой, киевские князья Олег и Игорь к Царьграду не на плотах ходили, а на лодьях и стругах красных. А Стенька Разин надоевшую любовницу не с обрыва спихнул в Волгу, а за борт вострогрудого челна перекинул. Кстати, и привёз-то он её, по легенде, из Персии, куда казаки ходили «за зипунами», пересекая, между прочим, Каспийское море.

Скажете: «Фи, чёлн! Тоже мне, флот!»

Большего для ведения боевых действий и не требовалось. Только представьте себе испанский 50-пушечный галеон водоизмещением 1500 тонн на днепровских и волжских просторах! А вот торговый каспийский бус с таким же водоизмещением выглядел вполне уместно. Бусы строили в верховьях Волги, грузили товаром и сплавлялись на них вниз, доходя до Персии. Особых требований к мореходным качествам, да и качеству постройки не предъявлялось, поскольку эти суда практически никогда не возвращались домой, а продавались вместе с товаром.

Пётр I, готовясь к Персидскому походу, запретил строить бусы, а велел сооружать суда по голландскому образцу, гораздо более сложные, соответственно гораздо более дорогие. Персидский поход был весьма удачным с военной точки зрения – к Российской империи было присоединено западное и южное побережье Каспия с городами Дербент и Баку. Но после смерти Петра царица Анна Иоанновна эти владения благополучно прошляпила.

Попутно была утеряна технология постройки бус.

Похожая история произошла и на Севере. Поморы, живущие на берегах Белого моря, издавна строили кочи – великолепные суда, идеально приспособленные к плаванию во льдах, в отличие от скоростных европейских. Крутобокий корпус, напоминающий скорлупку ореха, при сжатии просто выдавливало из воды. Достаточно сказать, что отважные мореходы на кочах преспокойно ходили в Мангазею - город на реке Таз, север Западной Сибири, на Маточку – Новую Землю, Грумант – Шпицберген. Семён Дежнёв со товарищи впервые в мире прошёл проливом между Азией и Америкой. Вот только пролив этот носит имя Беринга, прошедшего тем же путём через 80 лет. Хорошо хоть мыс именем Дежнёва назвали.

Торговали и с Норвегией, добирались даже до Англии. Это называлось «ход в немецкий конец». И всё бы ничего, но занесло в те края шебутного царя Петра, одержимого идеей перестроить Россию на европейский лад. Увидав кочи с богомерзкими обводами корпуса, он пришёл в негодование, самолично изволил набросать чертёж «правильного» голландского судна и велел немедленно начать строить такие же, согласно высочайше утвержденному рисунку. Не верите? Вот вам подлинный царский указ: «По получении сего указу объявите всем промышленникам, которые ходят на море для промыслов на своих лодьях и кочах, дабы они вместо тех судов делали морские суды галиоты, гукары, каты, флейты, кто из них какие хочет, и для того (пока они новыми морскими судами исправятся) дается им сроку на старых ходить только два года».

Но поморы вовсе не торопились пересаживаться на иномарки и продолжали строить по старинке, прекрасно осознавая, что на «новоманерных» судах они доплывут только до первой льдины. Поэтому ренегатам, отвергающим прогресс, указом от 11 марта 1719 года было велено «переорлить» (заклеймить) все морские старые суда - лодьи, кочи, карбасы и соймы, «дать на тех заорленных доходить, а вновь отнюдь не дела ли б, а буде кто станет делать после сего указу новые, тех, с наказанием сослать на каторгу, и суда их изрубить». Тахтовот!

А ещё основную массу северных корабелов царь мобилизовал на верфи Воронежа, затем Балтики. Там им на ходу пришлось переучиваться, потому как между кочем и фрегатом разница таки была.

Поморское судостроение было загублено. Ну не совсем, конечно, в глухих углах, где царь их не мог узреть своими буркалами, кочи втихаря по-прежнему строили. И дожили они до 20-го века! Прославленный «Фрам» Фритьофа Нансена – классический коч, только что с мотором.

Слышу вопрос: «Так как же всё-таки с «неоткуда было взяться мастерам-корабелам в сухопутной стране»?

Россия, в отличие от той же Англии, действительно сухопутная страна. Поморы да волгари составляли малую долю населения, а большинство понятия не имело о каких-то там морях. Это в государствах, основу экономики которых составлял флот, каждый мальчишка мечтал бороздить океаны. В «Острове сокровищ» Стивенсона и "Детях капитана Гранта" Жюль Верна об этом хорошо написано. А в России сама идея морских походов была непонятной практически никому. «Тебя забреют на флот!», зловеще говорили молодому рекруту, и парень тёмной ноченькой рвал когти на Дон и в Запорожье, лишь бы не попасть на жуткую службу. Стоит ли удивляться, что дорогостоящая игрушка венценосного «романтика» после его смерти моментально была похерена. Страна в буквальном смысле осталась у разбитых корыт.

Да даже и не в этом дело. Просто флот в том виде, какой мечтал иметь Пётр, в то время и не нужен был. Не стояло перед Россией задач, в решении которых могли помочь океанские корабли. В эпоху Екатерины, когда государство оправилось от Петрухиных экспериментов и достаточно окрепло в военном и экономическом плане, откуда что и взялось! Тут вам и современный флот, и Чесма, и Наварин, и Синоп… И кругосветное путешествие Ивана Крузенштерна, и открытие Антарктиды Беллинсгаузеном и Лазаревым. И целая плеяда других блестящих морских офицеров, одинаково раскованно и свободно чувствовавших себя и в Петербургских дворцах, и на мостике боевых кораблей, в отличие от затурканных "вельмож" Петра, с подгибающимися от страха ногами ловящих каждое его слово, буянящих, зачастую против своего желания, во "Всешутейшем всепьянейшем сумасброднейшем соборе". Не говоря уж о крепостных крестьянах, к ногам которых привязывали сено-солому, чтобы научить маршировать. Омерзительно, господа…

Только не говорите, что фундамент будущих побед заложил Пётр. Преемственности не было. Это как утверждать, что основы космонавтики заложил Циолковский.

У рабов не может быть своего флота. Если только гребцом на галере… И не крутите пальцем у виска. Во всей огромной стране свободным был один единственный человек – Пётр Первый, совершенно незаслуженно названный Великим. Но это уже тема отдельной статьи…

Когда заходит речь об истории создания Российского флота, говорят о трёхсотлетии. Цифра очень странная, она вызывает недоумение. Трудно не задаться вопросом: а как же жила наша держава, имея столько морских границ, до Петра I, которого традиционно считают основателем отечественного флота? Ведь история России измеряется тысячелетиями.

Однако, многочисленные справочники дают информацию, касающуюся истории кораблестроения в России, только начиная с петровских времён.

Несмотря на это история хранит память о древнем поморском судне с удивительным названием – КОЧ. А слово это пришло к поморам с новгородской земли, где «коца» или «коча» означало одежду. Название выбрано не случайно, так как суда буквально «одевались в шубу» - корпус их был защищён от натиска льдов двойной обшивкой. На таких судах поморы могли ходить за тысячи километров по северным морским просторам, занимаясь рыбным промыслом. Кочи славились своей прочностью. Деревянные конструкции, изготовленные из лучших пород дерева (лиственница, сосна, красное дерево) – крепили железными скобами, которых шло на судно от трёх до четырёх тысяч и гвоздями. В документах архиепископа Холмогорского за 1695 (!) год можно прочесть об архангельских кочах длиной 18,5 метров и шириной 5,14 метра, грузоподъёмностью 30-40 тонн, что превышает размеры некоторых современных траулеров.

Поморские кочи преодолевали в сутки 150-200 километров в то время, как английские купеческие суда – около 120 километров, а голландские фрегаты – лишь до 80-90 километров.

На этих уникальных судах поморы достигали таких арктических широт, которые были недоступны никаким другим судам с металлическим корпусом и механическими двигателями. Уникальны они были не только своей защитной «шубой», но также яйцевидной формой корпуса. Днище корпуса было округлым, напоминавшим половинку ореховой скорлупы. Если льды сдавливали такое судно, его корпус не раздавливался, а выжимался наружу. Эти суда, слывшие самыми долговечными на протяжении пяти столетий, приобрели, благодаря мастерству и пытливости ума поморских мастеров, ещё одну необычную особенность: корма и нос имели практически одинаковую форму и срезаны были под углом 30 градусов, что позволяло легко вытаскивать их на берег.

Народы русского Севера сохранили имена гениальных «кочевых мастеров», составлявших целые династии. Это семьи Дерябиных, Варгасовых, Вайгачевых из Холмогор, братьев Кулаковых из Архангельска, пинежских умельцев Антона Пыхунова и Ефима Тарасова. О древнем поморском коче напоминают нам некоторые географические названия Арктики. Например, Кочевая губа в устье реки Яны. Характерно то, что все мастера при строительстве кочей применяли только свой, «кочевой» инструмент: по-особому заточенные свёрла, буравчики, пилы, тёсла, топоры.

Древнерусский коч "ледового класса"

Но, несмотря на строгие меры, великий российский преобразователь не смог добиться полного повиновения потомственных кочевых мастеров, которые под угрозой расправы сумели сохранить вековой опыт и традиции своих предков, продолжая строить кочи.

Благодаря подвигу поморов, некоторое количество кочей сохранилось до начала ХХ века, когда на них обратил внимание и по достоинству оценил Ф. Нансен, задумавший к тому времени трудную экспедицию на Северный полюс. При выборе прототипа для строительства судна «Фрам», которое, по замыслу, должно было дрейфовать во льдах, он отказался от всех новейших типов стальных кораблей и принял решение построить судно по опыту кочевых мастеров, из лучших пород дерева, с яйцевидной формой корпуса, чем обеспечил успешное проведение экспедиции.

Адмирал С.О. Макаров, разрабатывая модель первого в мире ледокола, воспользовался советом Нансена и также остановил свой выбор на яйцевидной форме корпуса и, по образцу поморских кочей, срезал носа и кормы. Эти гениальные изобретения древних поморских мастеров оказались настолько удачны, что и сегодня, через столетие после создания первого в мире макаровского ледокола «Ермак», они считаются непревзойдёнными для строительства судов ледового плавания.

…А студёные северные моря бороздят сегодня правнуки древних поморских судов – атомоходы «Сибирь», «Арктика», «Россия», так поразительно похожие на своего незаслуженно забытого, красивого, технически совершенного пращура – древнего коча.

Волей судьбы они стали ему достойным памятником.